Пьеса
«Прогулка
вдоль
Магомеда»
Автор: Эдуард Путерброт
Пьеса в 49 картинах и 84 листах бумаги, действующие лица: Эдуард Путерброт,
Вильям Вейланд.
Резко открывается занавес. Интерьер выставки. Висят картины и ещё что-то. Светло. Посредине стоит Эдуард, по виду художник. Он гуляет.
Эдуард (прочувствованно и с волнением):
В вольных от установлений делах Магомеда Кажлаева, главное для меня, особый дар — за грубостью, шершавостью, неприбранностью среды, нас окружающей, забирающейся нагло в наше сознание, видеть тонкость и душевность мира,
лишь окрысившегося на обстоятельства.
По сцене бродит Вильям Мейланд, галерист, поэт, умница. Эдуард, увидев Вильяма, смущается.
Эдуард (оглядываясь):
Чувствую, что сформулировал это слишком прямолинейно — за этим есть еще такие глубины смысла, до которых я не могу донырнуть в суете жизни.
Вильям не слушает, бродит.
Эдуард (на полном серьезе):
И тогда я открыл, что художнику можно достичь таких высот, что его искусство никому не будет нужно, ни кем не будет понято. Магомед уже к этому близок.
Вильям видит ноги Магомеда.
Вильям (неожиданно резко):
Когда я познакомился с Магомедом, он был обыкновенным художником, т.е. писал на холсте что-то общепринятое. Хорошо бы привести пример, что именно он писал, но никак не могу вспомнить…
Эдуард (громко, но неуверенно):
Ему трудней нас всех и легче, так как
он равнодушен к сочувствию зрителя. Ему
от него ничего не нужно. В его играх соучастие
не предусмотрено.
Вильям выходит вперед.
Вильям (не слушая Эдуарда):
Может он тогда уже был странным? Я даже собирался купить у него несколько работ для галереи, но, увы, это был не «товар». Что же это было есть? Что означают бесконечные каракули
и словеса Магомеда на бумаге и холсте? Взрослые детские игры?
Эдуард выходит вперед. За ним вдруг темнеет.
Эдуард (уже не слушая Вильяма):
Это игра-бой один на один. Магомеду достаточно
на свой выпад ответа от листа бумаги, от плоскости холста.
Вильям выходит вперед.
Вильям (нараспев):
… взять кисти и краски, и уйти в какое-нибудь тихое место, и написать что-нибудь обыкновенное и даже фигуративное, что можно будет продать, или просто выставить на всеобщее обозрение в золотой раме…
Эдуард (нервно):
Вильям (менее нервно):
Очень хочется посоветовать что-нибудь Магомеду, мол, Магомед-Магомед, хватит воспроизводить процесс. Остановись! Сделай что-нибудь
не авангардное. Хватит покоробленных бумажек
и грубых разнокалиберных холстов! Напиши красивый натюрморт, Магомед! Или пейзаж
с горами, речкой и мостиком.
Эдуард (зачем-то громко):
А между Магомедом и холстом нет расстояния. Художник этот не дает взглянуть в работу.
Он загородил собой изображение, даже когда отходит от сделанного во времени.
Вильям (очень мягко):
Я, конечно, понимаю, что вряд ли Магомед меня послушается. Он же странный художник. Но и я
не могу больше созерцать процесс, который ведет в никуда. Сыграй на дудочке, Магомед, а потом отложи её и напиши картину. Останови мгновенье,
Магомед!
Вильям уходит не оглядываясь.
Эдуард (осмелев): Магомед, угловатый, колкий, отдельный, тогда как те, кто много трется среди себе подобных, стираются как голыши.
Садится на пол. Темно. Занавес закрывается.
Справа перед ним видны ноги Магомеда.
26 июля 1993
Мы — другие, мы обращены лицом
к зрителю, копаемся
в уже готовых ценностях.
А, между…
Пьеса
«Прогулка
вдоль
Магомеда»
Автор: Эдуард Путерброт
Из каталога
выставки Магомеда Кажлаева «Тотальная каллиграфия» (Август 1993, Музей искусств, Махачкала)
Из каталога выставки Магомеда Кажлаева «Тотальная каллиграфия» (Август 1993,
Музей искусств, Махачкала)
Пьеса в 49 картинах и 84 листах бумаги, действующие
лица: Эдуард Путерброт, Вильям Вейланд.
Резко открывается занавес. Интерьер выставки. Висят
картины и ещё что-то. Светло. Посредине стоит Эдуард,
по виду художник. Он гуляет.
Эдуард (прочувствованно и с волнением):
В вольных от установлений делах Магомеда Кажлаева, главное
для меня, особый дар — за грубостью, шершавостью, неприбранностью среды, нас окружающей, забирающейся
нагло в наше сознание, видеть тонкость и душевность мира,
лишь окрысившегося на обстоятельства.
По сцене бродит Вильям Мейланд, галерист, поэт, умница.
Эдуард, увидев Вильяма, смущается.
Эдуард (оглядываясь):
Чувствую, что сформулировал это слишком прямолинейно —
за этим есть еще такие глубины смысла, до которых я не могу донырнуть в суете жизни.
Вильям не слушает, бродит.
Эдуард (на полном серьезе):
И тогда я открыл, что художнику можно достичь таких высот,
что его искусство никому не будет нужно, ни кем не будет понято. Магомед уже к этому близок.
Вильям видит ноги Магомеда.
Вильям (неожиданно резко):
Когда я познакомился с Магомедом, он был обыкновенным художником, т.е. писал на холсте что-то общепринятое.
Хорошо бы привести пример, что именно он писал,
но никак не могу вспомнить…
Эдуард (громко, но неуверенно):
Ему трудней нас всех и легче, так как он равнодушен к сочувствию зрителя. Ему от него ничего не нужно. В его играх соучастие не предусмотрено.
Вильям выходит вперед.
Вильям (не слушая Эдуарда):
Может он тогда уже был странным? Я даже собирался купить
у него несколько работ для галереи, но, увы, это был не «товар».
Что же это было есть? Что означают бесконечные каракули
и словеса Магомеда на бумаге и холсте? Взрослые детские игры?
Эдуард выходит вперед. За ним вдруг темнеет.
Эдуард (уже не слушая Вильяма):
Это игра-бой один на один. Магомеду достаточно на свой выпад ответа от листа бумаги, от плоскости холста.
Вильям выходит вперед.
Вильям (нараспев):
… взять кисти и краски, и уйти в какое-нибудь тихое место,
и написать что-нибудь обыкновенное и даже фигуративное,
что можно будет продать, или просто выставить на всеобщее обозрение в золотой раме…
Эдуард (нервно):
Мы — другие, мы обращены лицом
к зрителю, копаемся в уже готовых ценностях. А, между…
Вильям (менее нервно):
Очень хочется посоветовать что-нибудь Магомеду, мол,
Магомед-Магомед, хватит воспроизводить процесс.
Остановись! Сделай что-нибудь не авангардное. Хватит покоробленных бумажек и грубых разнокалиберных
холстов! Напиши красивый натюрморт, Магомед!
Или пейзаж с горами, речкой и мостиком.
Эдуард (зачем-то громко):
А между Магомедом и холстом нет расстояния. Художник этот
не дает взглянуть в работу. Он загородил собой изображение,
даже когда отходит от сделанного во времени.
Вильям (очень мягко):
Я, конечно, понимаю, что вряд ли Магомед меня послушается.
Он же странный художник. Но и я не могу больше созерцать процесс, который ведет в никуда. Сыграй на дудочке, Магомед,
а потом отложи её и напиши картину. Останови мгновенье,
Магомед!
Вильям уходит не оглядываясь.
Эдуард (осмелев): Магомед, угловатый, колкий, отдельный,
тогда как те, кто много трется среди себе подобных, стираются
как голыши.
Садится на пол. Темно. Занавес закрывается. Справа перед
ним видны ноги Магомеда.
26 июля 1993